«Как я «поматросила» — впечатления журналиста «Фонтанки»

Дата публикации:
21.06.2014

Вахта, подъем!

Четыре часа утра, ты чистишь зубы (неслыханная наглость) и выбегаешь на палубу. Здесь уже толпа, все разбирают веревки – тугие, тянуть их тяжело, к тебе подбегают товарищи, помогают, подхватывают, сна ни в одном глазу — мы поворачиваем паруса – брасопимся.



Аврал заканчивается так же внезапно, как он обычно и начинается. Паруса поставлены под нужным углом, корабль (это именно корабль, военный, первый российский фрегат) набирает ход под ветром.
– Как поменять курс? Пятнадцать минут беготни и готово, — комментирует капитан, желает спокойной вахты и уходит. А тебе и твоим товарищам остается восход, море, далекие лайнеры, еще ночной холод, штурвал и утренний кофе. До следующего аврала.



Неделю назад я, как и большинство моих товарищей по вахте, не знала, чем отличается шкот от галса и мало представляла, что такое парусник и как он устроен. Я просто пришла сюда в качестве волонтера.

Об этом легендарном корабле в Петербурге слышали все или почти все. Во всяком случае, еще ни один человек не спросил меня, что такое «Штандарт». Копия фрегата Петра I. На двух верхних палубах воссоздана историческая обстановка, ниже есть вполне современные удобства. Построен в 1990-х годах. Именно этот парусник ходил по Неве под алыми парусами. Сейчас они у него белые, традиционные, их иногда снимают, латают и поднимают обратно наверх, на реи. «Штандарт» собирает деньги на пошивку новых. 

– Где алые паруса? 

– Лежат внизу, – отмахивается капитан Владимир Мартусь. – Можно поставить.

Но потом он поясняет, что алые паруса — парадные, для напряженной работы не годятся.

Почти шесть лет назад парусник ушел из Петербурга и больше не возвращался из-за конфликта с официальными ведомствами. Почему — разбирались почти все медиа нашего города. «Я понимаю и капитана, я понимаю и тех, кто предъявлял к нему требования», — говорит моя коллега, которая в 2008 году провела кучу времени, общаясь то с чиновниками, выдвигавшими требования к безопасности, то с командой корабля.

Вместо «Штандарта» на праздник выпускников под алыми парусами сейчас выходит шведское судно. «Петр I, наверное, в гробу переворачивается», – шутит команда опального фрегата. А сам он бороздит моря Европы, минувшей зимой выходил в океан и дошел до Канар, попав в шторм по дороге. Отголоски этого шторма невзначай попадаются то там, то сям: 

– Что на ужин? Давайте на ужин сделаем шарлотку!

– Давайте! А у нас есть корица?

– Корица... корица... надо искать в ящике... нас затопило во время шторма, и я выбрасывала специи пачками, не знаю, что осталось.

Побывать на корабле — значит, попробовать всю работу, в том числе и «камбузную каторгу», то есть готовку на весь экипаж (питание тут четырехразовое). Мне повезло — в моей вахте оказался человек, который готовить любил и умел, он и «закрывал» самые сложные обед с ужином. Так что во время «каторги» удавалось выглянуть на палубу. А еще на «Штандарте» уважают тех, кто не ест мяса, всегда готовят что-то отдельное.

За десять лет вегетарианства я встречаю такое впервые.

Побывать на корабле — значит, поработать матросом. Туристов он не берет, да и условия, прямо скажем, не туристические, о чем честно предупреждают. Будет и лужа в гамаке, натекшая после помывки палубы, и уборка, и готовка. За время путешествия понимаешь, как много в твоей жизни излишнего комфорта. А еще время на паруснике – это возможность почувствовать себя частью экипажа. Честное слово, когда вы вместе ставите парус, это отличный способ влиться в команду.

День начинается в семь тридцать с завтрака, в восемь весь экипаж собирается на палубе, рында отбивает время, и поднимают флаг. Флаг у «Штандарта» российский, большой (аккуратно сложить «парадную» версию я в одиночку не смогла, она в два раза больше меня). Если флаг, который ты, как кот Бегемот, «починяешь», лежит на палубе, то к тебе подойдут, прочитают мини-лекцию про неуважение и положат полотнище на попавшиеся под руку бочки.

После завтрака экипаж с феноменальной быстротой наводит порядок. Секрет прост и, возможно, применим в многодетных семьях: уборка разделена на кучу отдельных операций, которые и распределяются между командой. Ты точно знаешь, что нужно сделать, полчаса — и совместными усилиями всюду чисто. Руководят матросами-волонтерами офицеры, постоянный профессиональный экипаж.


Днем — работы на корабле: можно постоять за штурвалом, сползать наверх на реи, поподбирать или пораспускать паруса, если повезет — пострелять из пушки. Штурвал — это отдельная история. Старожилы говорят, что первая стадия болезни кораблем начинается, когда ты называешь кухню камбузом, а туалет — гальюном. Одна из следующих — это когда ты смотришь на горизонт и начинаешь там искать ориентиры для того, чтобы держать курс. Есть, конечно, и современное навигационное оборудование, но искать светящиеся точки в море и облака на небе спортивнее.

Подъем на мачту — способ справиться с боязнью высоты (такие случаи на корабле были). А для тех, у кого ее нет, — восторг. «Было холодно, но это один из лучших часов в моей жизни», — сказал один из матросов, когда его спросили, не примерз ли он к мачте.

Работают все, как взрослые, распределившись на три группы. Четыре часа вахты, четыре — подвахты (тут нужно быть «на подхвате»), четыре часа на сон, дальше цикл повторяется. У меня, например, вахта начиналась в 4, в 8 стартовала подвахта, а с 12 можно было поспать. Команда интернациональная, общение часто идет на английском, хотя волей-неволей хоть пару слов иностранцы выучивают. К примеру, был немец, который освоил фразу «что за дела?» и регулярно очень к месту ее употреблял. Другую лексику, которой его заботливо обучили, цитировать здесь из-за нашего законодательства не могу.

Переводить все иностранцам, правда, невозможно — на корабле распространена игра слов. К примеру «защищать честь картофельного мундира» или «бальные кранцы» (кранец – «воздушный шарик», который защищает корабль от повреждений при столкновении,  когда корабль пришвартован у причала).

Многие, приехав сюда однажды, возвращаются снова и снова. Кто-то бросает все и остается. «Штандарт» нынешним летом в Германии, в Польше и в Финляндии. Говорят, что в Финляндию на встречу приезжает куча бывших матросов. В Петербург корабль вернуться не может — никто не уверен, что парусник вновь выпустят в море. А в Неве и ему, и капитану будет слишком тесно. Поэтому в российских водах один из самых красивых кораблей мира не увидеть.



Когда ты моешь палубу, следишь за горизонтом, сворачиваешь парус и вообще работаешь на корабле, то перестаешь воспринимать исторический антураж как антураж — это просто условия, в которых ты живешь. О том, насколько фрегат прекрасен, вспоминаешь, когда смотришь на него со стороны. Но только если выходишь ненадолго погулять в город. Потому что когда уходишь, чтобы ехать домой, то идешь не оглядываясь — слишком грустно. 

Анна Нежинская, «Фонтанка.ру»  - http://www.fontanka.ru/2014/06/20/057/