#32 Cоловьев Василий

Поход на ладье по реке Сухона 2008 года

Похвастаюсь: я - строитель ладей. Редкий гусь в сегодняшней жизни. Обладатель ненужной никому профессии, которой я научил себя сам. Построил 3 ладьи по 6 метров в длину, и две - по 9,5 м. Как так получилось?.. нужно было бороться с алкоголизацией отдельно взятой избушки - а у меня тогда на даче под Питером на Карельском перешейке жило 6 человек - и я придумал дело. Все надо мной смеялись, и ближние и дальние. Баба меня опять зарезала. Помогали, конечно, люди, но больше мешали. Юра, друг мой Юра, покойный уже, заразил меня парусным духом. Он яхтсмен. А я ему сказал: говно все ваши яхты. А вот я корабль построю! Викинг-шип! - М***о ты, - ответил он. -Я даже не притронусь к этому ящику для картошки. Но в конце концов Юра оценил корабль и удивительно красиво обделал привальный брус. А потом мы впятером сели в ладью - и оказались в Финском заливе, прошлись по островам и дошли до Выборга (из Зеленогорска). Увидя нас под квадратным викингским парусом три серфингиста синхронно попадали в воду, засмотрелись: один, другой, а потом и третий... Мне это понравилось. Еще мне понравилось пение воды за кормой... Если дружно грести в четыре весла — комарам за нами было не угнаться... На дне ладьи лежал кусок рельса, камни и песок — балласт, который сообщал ладье ходкость и не давал ей валять ваньку-встаньку, валиться с боку на бок... Я с ним дошел до Финляндии, где меня чествовали как Робинзона Крузо и Хемингуэя в провинциальной прессе города Хамина! Много чего могу порассказать, самое интересное — шторм. Главное: вовремя убирать большой парус и ставить малый. А так никакая волна тебя не берет, поскольку корма — острая, волну режет...

Да, много чего по берегам финским пронеслось, но однажды ко мне пришли ребята, мы определили команду и постепенно выработали план — идти по реке Сухона от Вологды до Великого Устюга. Самой дорогой была перевозка ладьи на шаланде, но в это вкладывался Леха — крупный менеджер крупной корпорации — участник нашего похода, который сшил в походе новый парус. Читая сайт деревня-онлайн, я вдруг подумал, что настало время описать наш поход 2008 года, кому-то могут быть интересны места, где мы побывали. Я не буду их приукрашивать. 4 года не мог я написать эти заметки, потому что писатель должен быть честным, и это его первейшая добродетель. Но масштабы деградации деревенской глубинки таковы, что каждый, кто бы он ни был, будь это мы, туристы, будь это мужики или бабы, являются частью одной беспросветной картины разорения великой русской аграрной цивилизации. Откуда питалась вся остальная культура России, от Пушкина до нас, не говоря уже о князе Святославе. И откуда она до сих пор еще питается, если питается вообще.

По-настоящему правдивое описание всей картины и даже любой частности может больно задеть любых ее героев. А меня в итоге судьба свела с людьми, на которых все еще стоит этот мир. И я очень рад этому. И я боюсь обидеть людей, им и так хватает критических материалов кругом себя. Все что я могу - это обрисовать более-менее панорамную картину присухонских деревень, с целью помочь будущим искателям деревенской жизни. Попробую. Одна из целей этого похода была такая: умчаться хоть на время из моей полудачной опостылевшей деревеньки, в которой вот уже лет 5 стоял мор и сплошное бухалово. Это когда один мужик помирает, идешь на поминки или на 9 дней, а там и другой помирает и так года три-четыре, по цепочке. Потихоньку свое берет потусторонний мир и пьяные ватаги бродят туда- сюда. Тяжелая была атмосфера в наших краях, развалились последние колхозы и совхозы, и связано все было с переводом земель под коттеджное строительство. Наш край курортный, земледелие на нем уничтожалось последовательно, а коров всех еще в 90-е забили... Такие дела. Все это несмешно: сколько народу перемерло на моей памяти — не сосчитать. Но перестройка случилась. Теперь у нас все хорошо. Только мне почему-то было плохо. И решил я удрать из своего местечка. Скажу честно: я и сейчас хочу удрать из своего местечка... Лучший способ — на лодке. Тут и ребята на помощь пришли: будем строить ладью, сказали, и денег дадим на материалы и на перевозку на Сухону.

Ну и сделал я эту ладью с помощью Игорька, историка и неплохого плотника. Ходкая вышла посудина и невалкая, что удивительно. Одна беда: расслабились матросы, Игорь, Леха, Антонио и Тюлень, не море эта Сухона, течение несет и несет, матросы балуются, расслабились, ленивые рожи, и сник капитан от легкой жизни... и решил побольше быть на берегу и поглубже узнать жизнь вологодскую... Начнем сначала... Решили мы не в Вологду ехать, а в Шуйское. Райцентр Шуйское после суточного переезда, а до этого многосуточного аврала, связанного с доделками ладьи и страшной нервотрепкой на тему "все не готово", показался мне шедевром русской провинции. Под ярким славянским солнцем женщины купали детей в речке Шуя, резные наличники источали покой и навевали русские сны, а высокие берега над Сухоной были еще краше. Местный мент подошел и спросил: есть ли документы? мы ответили конечно есть, Географическое общество... экспедиция... но конечно ничего у нас не было, кроме какой-то писульки, я ее и не помню... Нужно было спускать корабль и побыстрее отпускать водителя. Но есть ли смысл плыть отсюда, так и и не ознакомившись с Шуйским, представшего мне, жителю дачной местности, как символ счастья? Всю жизнь я мечтал попасть в такой городок...

Самое интересное, что действительно всю жизнь я мечтаю попасть в какой-то другой городок и другую деревеньку...

В голове сразу пошло такое течение: вот здесь бы и зажить. Наличнички, резной палисад. Женский вопрос, глядишь, разрулится. Детишки забегают и будут так же купаться в Шуе. Короче, никуда мне не захотелось оттуда уезжать. Но ощущенье того, что все мы со своей дурацкой ладьей - большая белая ворона, начало подкрадываться. Уже на берегу двоих наших матросов затащила к себе подвыпившая компания и все увязались с нами спускать ладью. Фактически, это могут сделать три человека: один толкает с фуры, а двое других осторожно принимают, сначала ставят корму на землю, а потом на палке, пропущенной под киль, осторожно спускают. Орава тут не нужна. Но орава появилась. И мы встали под угрозой потери самоидентификации. Но ладью не ударили, спустили с фуры нежненько, дотолкали ее до воды, оснастили веревочками уключины, вставили туда по веслу и под возгласы компании на берегу, из которых нам запомнилось "крестьяне гребаные", вышли на середину реки. Течение тихо-тихо понесло нас в даль светлую. Первая остановка случилась потому, что мы услышали патефон, доносящийся с берега. Наверное так же пели в свое время сирены Одиссею. Одиссея мужики привязали к мачте, а мы побросали весла и заслушались — до сих пор помню ощущенье умопомрачительное... в вечерней тишине слышался даже скрип иглы патефонной... вот за такими моментами и едешь в даль...

Деревня Мотыри - около 10 км от Шуйского. Было уже час 8 вечера, и июльские комары напали на нас сразу же. Мы пришвартовались и осмотрели деревню. Автомобильной дороги к ней нет, поэтому зимой деревня нежилая. Летом приезжают несколько пожилых пар, высаживают огороды, к ним приезжают внуки и внучки. Наверное они и слушали патефон. Дачная жизнь. Дедушка очень переживал, что будущего у деревни нет и быть не может. Все дело в дороге. Эти Мотыри - типичная береговая деревня этого отрезка Сухоны, лишенного автомобильного сообщения. Все эти деревни вплоть до Туровца, такие как Починки, Голуби, Селища, Выставка, Уваровица - все это мертвые деревни с эпизодическими дачниками, которые приезжают летом. Уваровица очень живописна, дома в ней огромные и ладные все, но опять же - как к ней подобраться, если не с воды? Так что вымерли они все с приходом Автопрома к верховной власти, вот. На второй день мы опять заночевали в каком-то комарином месте, рядом с мертвыми прелыми домами, и наутро все никак не могли тронуться в путь из-за дождика. Но вот подул попутный ветер, мы быстро поставили мачту с парусом и... ...вновь поплыли мимо нас «корабли деревень», как пел последний поэт, пустые корабли домов, которые всегда были крестьянину и зимней подводной лодкой, и летним фрегатом... пустые они теперь, сыреют там, наверное, старые фотографии фронтовиков, подшивки Роман-Газеты, карточки любимых и родных, стоит одна зловещая прялка, брошены косы и топоры, бочки и бадьи, все что не растащили туристы-автолюбители. Печного дымка тоже не слышно...

Короче, в мгновенье ока оказались мы близ Туровца, Туровец - уже другое дело, он связан с федеральной трассой Вологда- Устюг (не знаю работает ли еще узкоколейка) и жизнь там есть. Это крепкий леспромхозовский поселок, даже молодых баб видели с колясками. В магазин — из магазина, погуляли немного, и снова ловить попутный ветер. За день промчали более 100 км, в итоге оказавшись в селе Устье. По пути - все те же мертвые деревни, исключая одно место, где есть паром между деревнями Красное и Черепаниха - это трасса, идущая вдоль реки Толшма на Никольское, родину поэта Николая Рубцова. Там, кстати, затевался какой-то колхоз усилиями вологодских властей — не знаю что с ним стало... Устье или Усть-Печеньга — наверное, лучшее место по всей реке. Потому что там есть действующая по выходным, единственная действующая деревенская церковь на всем протяжении реки. В поселке в блочном доме живет писатель Александр Кузнецов, автор множества книг по краеведению, поищите в Интернете его книгу "Заволочье", о языческих местах Вологодчины. У него же есть как раз то исследование, которое по-дилетантски предприняли и мы — подробное историческое описание каждой деревни по течении реки Сухона. Мы провели с ним около часа в беседе, кажется, обрадовался он нам, заценил нашу ладью, но ночевать мы поплыли на другой берег, там спокойнее, чтобы расставить палатки, деревня живая, и дачники туда приезжают на лето, имя деревни Любавчиха, стоит на высоченном берегу. Всю ночь местная молодежь на лодках переплывали реку взад-вперед, девицы смеялись, кто-то бухнулся в воду. Веселые голоса всю ночь оглашали уснувшие на ночь берега, плавали они за какой-то фигней то на этот берег, то на тот, что-то взять из сарая, купались и плескались, и очень благостно мешались с моими снами в палатке. О ценах на недвижимость: в Устье дома продаются, не думаю что дороже 200 тыс. Очень всем рекомендую. Поселок живой и здравствующий.

Наутро встали — и на весла. Запомнился Дедов Остров, рассекающий реку надвое, и разрушенная церковь на нем - еще одно некогда удивительное место. С высоты где развалины храма река смотрелась как в сказке, а как она смотрелась 100 лет назад с этого храма! Я представил себе богатую жизнь, и этот зной и искрящееся течение реки, всплески солнца на воде, живое пропитанное солнцем струение... в какой сказочной стране жили наши предки. Но — опять руины, руины... А какой это был храм на Дедовом острове!! Как оттуда гляделось в Индию и в Персию! Вода в солнечный день, бурно текущая по перекату, имеет для меня магические свойства. В нее всегда нужно лечь плашмя — и тогда вода унесет тебя в дали и расширит виденье мира. Пресная пропитанная солнцем проточная вода - моя любимая сущность. Тотьма возросла из той же сказки, но про нее вы прочтете в туристских справочниках. Мне понравился там Дом Кафки. Есть там домик один, вросший по окна в землю и в бурьян, и ТАМ ЕЩЕ КТО-ТО ЖИВЕТ. Думаю, Кафка с удовольствием бы там поселился и такого бы понаписал на нашем материале, что и себя бы превзошел. Я ничего не знаю про внутреннюю жизнь города Тотьма кроме того что там самоубился первый советский хиппи по имени Мадисон, купивший там квартиру - ушел в лес и замерз или еще чего-то придумал. Такие дела.

На пристани мы разговорились с человеком, который купил 9 домов по Сухоне и каждый привел в порядок, жаль ему, что дома разрушаются, и он делает это ради хобби. Консервирует местный колорит. Жить зовет в любой из своих домов. Телефон его я потерял. Мы не стали ночевать с самом городе, поскольку нас зазывали в ресторан, а бухать не хотелось, и мы отплыли в деревню Слуда. Мы расположились на песчаном берегу (правом), отоспались, и почти весь день загорали у места впадения Старой Тотьмы в Сухону. По верованиям хинду это священное место — слияние рек. Таких мест на Сухоне десятки тысяч, если учитывать ручьи. На берегу расположился фермер со своей семьей... я пошел осматривать деревню Слуда и тут со мной случилась история. Только поднялся я с берега на поле и вижу: бежит на меня бык, причем прямо-прямо на меня как стрела или как паровоз. Побежал от него и я, и спрыгнул с обрыва с высокого берега ст. Тотьмы — вниз в песок. Серьезная тема. Мог бы поднять на рога. И тут слышу истошный крик: Тюле вылили на ногу котелок с кипятком...

Потом мы сходили в деревню Тимониха, что километрах в 3-х от Слуды, но там обычная картина - тишина как после нейтронной бомбы. Нам встретилась пожилая женщина, рассказала, что почти все дома куплены, но народ почти не живет, и детского смеха не слышно. По дороге встретили ребят-дачников... Потом опять дошли до фермера, у них были и масло, и молоко... Я пожаловался на быка, фермер сказал: не тронет он. Как сказать... Ладно, помогли ему накидать сена на прицеп к трактору. - он пожаловался, что дети редко ездят и все приходится одному, жена - инвалид, - ну мы и накидали ему несколько возов сена минут за 30, не работа, а баловство, а он принес нам бидон молока. Сухой жилистый фермер сел в стог, закурил, помолчал, и почуял я, что сознание его ушло вдаль. От него пошел дух покоя и воли. Устал он за день крепко. Мы же за работой только разрезвились, я спросил его - а как там дальше, Камчуга, Михайловка? - В Михайловку, говорит, даже заезжать не советую. Был там предприниматель, поил всех спиртом, его грохнули потом, но споить он всех успел. И хорошо что грохнули. Дурная деревня, пьяная. Сам он, конечно, держит катер — для связи с большой землей, которая совсем неподалеку (Тотьма). -А чего в этой Тотьме делать? В квартире жить-поживать? Есть у нас там все, но жить там не могу...

Утром подул ветер - и мы тронулись. Камчуга пролетела по берегам как во сне, а вот в Михайловку мы заглянули. Нигде я не видел более величественной разрухи: особенно впечатлила покосившееся бревенчатое строение этажа в три. Вставшее сикось-накось, раскорячившееся... рядом с магазином. У магаза лежал отрубленный чел. Бабы за прилавком выглядели грозно, на лицах их читалась ненависть ко всей этой проклятой жизни... Еще от них пахло сильнейшим потом, наверное, это был предбанный день... По пути нам встретился другой человек, он попросил закурить и никак не мог вытянуть у меня из пачки сигаретку. -Где Колька? - спросил он. -Не знаю, - ответил я. -Вот и я не знаю, - ответил он и пошел прочь. В другом магазине висел приказ сельсовета: сдать все оружие. За автомат Калашникова - такое-то вознаграждение, за ружье такое-то - поменьше, а за гранатометы - вообще копейки давали. Ну, думаю, дела тут у них. Неужели вся деревня еще и вооружена? Если нет, то тогда зачем вешать такие объявы? По дороге поздоровались с мужиками, сидящими у себя на крылечке с тяжелого бодуна, они мрачно нам кивнули, безнадежно... Я подумал: Михайловка - наверняка была дружная деревня, и самая веселая в этом краю, есть даже песенка такая, "Ой поеду я на ярмарку, на ярмарку, да в Михайловку"... и вот по-дружному они все вместе и забухали, и дошли потихоньку до полного умопомраченья. Предпринимателя хоть своего смогли замочить, хватило пороху! Спрашивал я потом года через два у одного михайловского мужика, когда мы перекуривали на автобусной остановке в Тотьме: -Ну как, бухать у вас перестали? Махнул только рукой...

Течение Сухоны становилось все сильнее, а места все лесистее, расстояния между населенными пунктами увеличивались. Берега становились выше. Но я не Пришвин и не Паустовский, и меня уже изрядно утомило одиночество этой реки, ее пустынность и оставленность. Река еще 15 лет назад была живой, по ней ходили баржи, обмениваясь приветствиями, и почти трезвый капитан вел по фарватеру свое судно, неся ответственность за судно и груз. Сегодня сухонские берега зарастают травой. Причина — развал речного судоходства. Почему, зачем? Какой сионист отдал приказ уничтожить речную отрасль? Сама по себе река утомляет как любая картинка, если смотреть на нее часами и днями... река была жива людьми, работой, гудками барж и пароходов... никакой турист не может понять всю красоту реки так, как ее видит работающий человек, единый с энергией этого пространства... вообще, как противны все туристы! Все похожи на насекомых с глазами-камерами и ушами-диктофонами... проклятое племя! Младое незнакомое! Расщелкались гады камерами своими... ну-ка на весла ленивые ублюдки! Вечером мы пристали к деревне Брусенец. Внезапно все преобразилось и леса расступились: то что было глушью и тишью, стало огромной деревней на светлой излучине реки с крепким еще остовом церкви из красного кирпича (это уже надежда), холмистой местностью с живописными петляющими дорогами, тут и там раскиданными деревеньками.

Переночевав, мы сварили кашу, а я пошел бродить по деревне. Так и я познакомился с жителями, которые направили меня туда, а потом туда, а потом оттуда еще раз туда, и в итоге сговорился я с бабушкой о покупке дома на берегу реки за 20 т р. дом был с проваленным полом и разрушенной печкой, но это ничего: руки есть, с головой хуже но тоже есть. И люди помогут если что. Брусенец — это куст из нескольких деревень, расположенных в близости друг от друга, он раскинут очень широко, на несколько км туда и туда... там есть школа, клуб, медпункт, почта, сельсовет (недавно он переехал в Городищну), и самое главное что я понял — живут там отзывчивые люди, которые рады прибавлению в свою деревню пусть даже такого туриста как я. Погулял я по селу: раскинуто оно с настоящим размахом: и каждая улица — это свой пейзаж. То попадаешь в приречный бор с вековыми соснами, где-то взгляд успокаивается на равнинном пейзаже, а вот тут рощица березовая... а где-то по-над рекой по высокому берегу улочка идет с рядом громадных древних домов с резными балконами... Да, подумал я, вот это люди отгрохали... и развалин почти нет. Далеко забрались и стоят еще пока... Оказалось, что рядом есть еще одно живое сельское поселение, Брусноволовский Погост, и там земледелие тоже развито, и народ еще дружнее... а за ним и Городищна, громадное старорусское село...

Мальчишки к нам стали наведываться, Колька и Никитка, сидели у костра, слушали их рассказы... Но — пора ехать! В Брусенце я навел мосты. Тронулись, и быстро на веслах, подгоняемые течением, дошли до Нюксеницы, местного райцентра. Побродили по поселку, зашли в краеведческий музей — и решили идти дальше. Красавино, что напротив Матвеево — расположенные на очередном песчаном плесе, где река несется как угорелая - наша следующая станция, где мы пробыли дня три! Антонио нашел детский лагерь и нас пригласили в школу на концерт, который... давали мы. Антонио — известный артист нашего питерского театра, студент Театралки, спел и сыграл детям, Игорек ему подпел, вышло все как на эстраде, и все дети кинулись брать у нас автографы. Меня порадовала школа: огромная просторная, ни разу не угрюмая, я бы свою московскую школу не глядя бы на нее променял. Типичное такое строение из крепкого бруса буквой П еще хрущевского времени. Вокруг — раздолье-приволье, чего не жить и заодно книжки ихние не почитать про химию да математику — вдруг пригодятся? Потом поиграли в волейбол со старшими, и для нас истопили баню. Все в Вологодской области крупнО. БольшОе все такое. Баня — так на целый полк, и бревна все окладисты. А наутро уже мы катали по реке детей под патронажем воспитательниц — ладья вмещала до 14 человек. Помню, против течения грести было отчаянно тяжело. Но дети порадовались, да и мы впервые нашли себе и кораблю общественное применение.

На берегу мы хорошо обжились, и к нам подошел бывший капитан речного судна, который сейчас работает в МЧС. Понравилась ему наша посудина, разговорился он с нами. Наколота церковь во всю грудь, сам крепкий как из кремня сделан. Рассказал как непросто в этих местах было водить суда, чуять нужно было реку, знать ее нутро. -Нам-то, говорю, чего, у нас осадки нет, 20-30 см — и все. Сел на мель — толкнулся веслом и снялся. Балбесы мы и судно у нас такое же... -А если на барже идешь груженой и у тебя два метра под водой? И еще двигаются они тут, мели, меняется донный рельеф по весне... идешь, по лоции вроде все в порядке и вдруг — бабах — и сел. Да, именно эти места, как я понял, наиболее коварные были — где-то от Брусенца до Устюга, а особенно перекат Опоки. Река уже хитрить тут начинает, наука тут нужна. -А сейчас и створы все уже позарастали! Створные знаки — это такие знаки, которые натыканы по берегам, совмещаешь один с другим — и идешь со спокойной душой, потом следующий ищешь по берегу — и на него идешь. Все это я в полной мере прочувствовал, когда обратно шел 100 км почти, от Опок до Брусенца. И когда не было знака, зарос-затерялся в листве или вообще рухнул, вот тогда скорость сбавлять приходилось и нервничать. -Вот ! Смотрю и не понимаю: все знаки позарастали, каких-то вообще нету... Ой, не будем о грустном... Было время: остались они все, речные капитаны, без работы, смотрели с тоской на реку... грустно было на родной реке как в могиле сырой... -Но кто закрыл судоходство на реке? - спрашивал я, - по чьему велению... -А ты сам подумай. Я подумал. - Ну кто? - спросил капитан капитана. -П***ы... -Вот видишь, как ты все правильно понимаешь...

Приглашал мужик к себе в леса, на малые реки, на север Нюксенского района: всех, говорил, повидаешь, медведя, лося, зайцев, пойдем без всего, с лодкой и палаткой, туда полпути нас довезут, а обратно сплавимся, такое увидишь — никогда не забудешь. Помню я его предложение, и помню деревню где он живет — Озерки, это сразу по реке возле Матвеево, после Красавино...

Следующая станция — древняя деревенька Бобровское, где мы решили встать дня на два — я ждал из Питера Саню Саксофона с мотором, который он должен был мне привезти, чтобы я шел обратно в Брусенец, а сам Саня приехал сюда сруб себе выбирать — но оказалось ему дешевле из Псковской везти. Плюс — нам нужно было навесить мотор на ладью, спасибо Игорьку, уговорил дурака не выпиливать колодец в обшивке ладьи (для мотора), а привесить его сбоку на толстой доске. Крепко впаяли доску, кило гвоздей заколотили, чтоб не оторвать, а мотор завелся с полтычка (Бельгия!) Бобровское — сильная деревня, с духом. Бобры ее обложили со всех сторон, строят свои запруды, пыхтят, фыркают, работают лапками и зубами. Храм потихоньку восстанавливается, силами местных школьников, клуб есть в селе, коммунисты нефть искали и пробурили в земле сюрреалистическую дыру на 3 км вглубь и теперь оттуда кино народу показывают, чего там творится — Бог не ведает, то что-то булькнет, то мутью все заволокет, то бревно появится и исчезнет, то серным духом в нос шибанет... настоящая чертовщина-булгаковщина... Антонио наш как самый молодой и задорный пошел в клуб на танцы, подтянувши ремешок, но местные ребята, с которыми мы познакомились, быстро его оттуда увели, поскольку в клуб внезапно понаехали чужие и наш главный секс-герой мог пасть жертвой злой агрессии, у них там война идет не на шутку... Но клуб его впечатлил: сила, говорит, немеряная. Только вдруг весь клуб был окружен машинами, понаехали чужие, все резко поменялось, и мальцы сказали ему, «пора валить»!

Знакомство с молодежью было большой отрадой. Здоровые все, шустрые, балаболят-тараторят, в русалок и леших не верят, по мобильникам своим звонят-трезвонят, только быстро-быстро, пока есть бесплатные 10 секунд, и что интересно — капли в рот не взяли питейного. Ночью примчался Сакс на Ниве, прямо на пляж выехал, идиллию береговую ночную фарами протаранил, сели мы за костром, выпили бальзаму, ребята — не в какую. Насмотрелись видать местных картинок, молодцы ребята! Даже пива не стали пить. А Саня Ниву свою обкатать норовит, поехали говорит, в любую сторону, желательно чтоб дорога похуже была... -Это в Кишкино, - Женька малой говорит... -Не доедем... -Куда денемся? Доедем...

Едем в Кишкино! Кишкино — с ударением на последнем слоге — это заброшенная еще в 60-х или даже 30-х годах деревня километрах в 30-40 от Бобровского, но там стоит деревянная церковь. И мы решили ее обязательно увидеть. А Саня так весь загорелся Ниву свою обкатать в экстремальной местности. И наутро Саня, я, и трое местных ребят — Колька, Женька и Илюха — поехали как сельские туристы в Кишкино. Поначалу Саня несся км 40 в час, дорога лесная была, но крепкая, и парни орали, ай да молодец Саня, на полном ходу в Кишкино несется, но очень быстро дорога начала превращаться в полный кошмар, лужи становились глубже, колеи разрастались, грязищу аж выпирало из земли, мы ухались в какие-то ямы, вязли в колеях... У поворота не делянку, км в 6 от Кишкино, мы застряли как раз возле Камаза. Мужики сидели и пили водку. -Вот кого мы сейчас от***дим! - закричал один, - сюда иди ! -Дядь Толь, - засмущался Колька... -Сюда иди! Таким манером они приглашали нас на галантную беседу. - Не ехайте туда, - сказал один, - оставляйте машину и пешком идите... А зачем вам вообще это КишкинО? - Сельский туризм, - сказал я. -Не доедем, Саня, - покачал головой Женька... Вытащили все вместе машину кое-как, решили ее оставлять и пехом идти...

С мужиками по дороге парой слов всего перекинулись, запомнил я сказал один вдруг: -Коммунисты во всем виноваты, - и на все это месиво кивнул. -Фашисты, - вмешался я поправить. -Неее, какие там фашисты - он сказал, - Это уже при коммунистах все так было... Без диалектных ударений, с ударением на А. Не очень поняли мы друг друга, но и так все понятно было. -Мы, говорит, - профессора уже по этому говнищу... Всю жизнь в нем провели, - и показал на разбитую лесовозами дорогу. Пока машину вытаскивали я все думал: какое у них глубокое-точное знание куда чего подкладывать, под какое колесо, чтоб из этого говна выбраться, я так и не мог понять все их соображения, почему толкаем этот бок, а не тот, почему под это колесо, а не под то, какие подкладывать бревна, а какие держать наготове и тд и тп. Одно понятно: как сильно над нами техника надругалась, как она над нами поиздевалась и продолжает измываться... вспомнил я одного поэта, рассказывал он как дети все заплакали когда трактор на деревню привезли, и вот она дорога в Кишкино, чудо-модернизация-инновация!!!! Какое раздолье в местах полубездорожных, на дорожках проселочных, где дурной человек еще не успел своим камазом вспахать дорогу, вместо того чтобы пахать поле. По пути попалась нам еще одна пустая деревня, нашли еще медвежье какашки на дороге, пахнут они очень странно, наконец, пришли мы в Кишкино. Церковь деревянная стояла словно нетронутая временем, ржавый крест лежал рядом, как будто сброшенный то ли вчера, то ли в гражданскую, то ли в коллективизацию... Мы внесли крест в церковь, вошли внутрь в колокольню, сохранившуюся под крышей нерушимо. На двери ведущей в складские помещения, было написано 1926. Сама церковь была в руинах, но колокольня выстояла. Мы забрались по лестницам, а кое-где по доскам, на самый верх. Ощущенье высоты мешалось с ощущеньем страха — потому что место было обитаемо духами незнамо какими. Что-то искривленное чувствовалось в пространстве колокольни, так прочно, с таким мастерством сделанном плотником. Кто там, чего, какую вообще память она хранит? Но каждый из нас в себе что-то унес из этой церкви.

Я думал: была сила в народе жить и строить вдали от всего, жить своей жизнью, и ведь как недалеко это Кишкино по тем понятиям находилось от большака. Всего-то 30 км, часов 5-6 неторопливой езды по проселочной дороге под звон колокольчика, на спокойствии, за размышлением — и вот уже ты в большом селе Бобровское... А сегодня? .... по колено в грязи, с ревом мотора, поливая этой грязью себя и окрестности, на нервах — вот-вот застрянем — дорога разбита, одни только матюги немного согревают, душу веселят... И на обратном пути встряли, конечно. Сначала на часок. Вытолкали Саню. Каждый в грязи с ног до головы. Потом и ночь настала, похолодало... И сели мы наглухо. Не кругом 500, конечно, но 15 и 15 будет. Парни волнуются хуже нас, поскольку «мамка на***т», мало не покажется, с кем поехали? Ночью? С маньяками-педофилами? Что за люди эти питерские? Плюс все перемазаны с ног до головы, колом эту машину как рычагом поднять пробуем, кричит Женька, «Боженька, может ты хоть сжалишься над нами бедными», а уже два часа ночи, мобильники не берут, звонить некому, и вдруг... раз-раз, что-то тронулось, вжик — и выехал Саня... Мы бежим к нему и не можем поверить. Два часа мы ее ворочали и вдруг раз — и выскочила машина. Набились в нее быстро, дрожим как цуцики, ликуем, торжествуем, Женька орет истошно, «Санечка, теперь тихонько-тихонько, каждую лужу осматривай внимательно...» -Ура!!!! И только тут дошло до всех: Бог внял нашим страданиям и распорядился Святому Духу приподнять машину, за то, что крест его в церковь внесли, который пролежал в бурьяне, наверное, с того самого 1926 года... И все как один - в немалом остолбенении-изумлении! - согласились с данной трактовкой чуда. Развез Саня по домам пацанов, а родители их уже тревогу по деревне подняли, а у нас другая напасть — пьяный Антон (напарник Сани, с которым он приехал из Питера), в состоянии невменяемом, на палатки падает, быкует, чуть бенз весь не разлил 20 литров... ладно, думаем, прорвемся, зато в Кишкино побывали, больше там никто не был и не будет никогда, пока инопланетяне не высадятся...

Поехали мы обкатать мотор и повезли меня ребята на тот берег к поэтессе. Конечно, я ожидал увидеть все что угодно, но меня реально начал придавливать МАСШТАБ разрухи. Деревня Килейная Выставка сразила меня именно громадностью своего разорения - многие десятки добротных деревянных строений, брошенных, покосившихся, перепиленных на бревна и неперепиленных, свалка запчастей тракторов, дома с пустыми окнами, громадье хаоса... Кажется, что плюнули на все люди, побросали к чертям все эти железяки, и смылись отсюда...Все вместе или порознь? Группами по интересам? Говорят, в одной из деревень последних жителей волки съели... Горе, людское горе было разлито везде... Я спрашивал мальцов — когда все это начало рушиться? В начале 2000-х, сказали, до этого все еще теплилось. Ну точно как у нас под Питером, с приходом Путина, с образованием нового государства-корпорации взамен старого бандитского. Били-били крестьянина все режимы, а этот окончательно добил...

Мы сидели в гостях у женщины-поэта, и она показывала нам свой тюремный дембель-альбом. Вот она она на стройке, вот хлеб печет, приятные у нее воспоминания. Села за то, что ограбила хачиков магазин, который ей за работу не заплатил. Так, прихватила просто чего-то, а ее повязали. Стихи свои почитала. Попрощался я с ней, помочь нечем, кроме бутылки портвейна Сухонские Напевы, побрели мы до лодки, переехали на тот берег, опять в Бобровское, пуская легкую волну от мотора... Хорошо мы сиживали на берегу, парни вечерами к нам приходили, оказалось — все они из нескольких родов, и вся деревня эта — родственники, но вот беда — все разъезжаться по городам надумали, это как закон, по-другому никак... мы говорим: куда вам ехать-то отсюда? Здесь же у вас лепота! Неее, в Вологду надо, в Питер, в Устюг на худой конец, у нас тут работы нет.. -Ну придумайте себе чего-нибудь? -Летом — ягоды собирать можно, грибы, сдавать их, а с осени — труба... все они на город нацелены... ну тогда мы к вам потом приедем, мы сказали...

Дальше план выстроился такой. Из лагеря из Красавино пошел надувной катамаран, который вел учитель физкультуры Дима, там были девушки-воспиталки и дети из старших отрядов. Мы их догнали где-то у Копылово и решили взять на буксир: сначала на веслах, а потом и мотор попробовали, но я решил экономить бенз, не хрена, мускулатуру развивайте. Саня оставил Ниву в Бобровском, и они с Антоном тоже были взяты на борт. Проехали мы Копылово... Копылово — это самое легендарное место нашего микрорайона. Это живая легенда края, громадное село на границе Нюксенского и Великоустюжского района, которое всегда было почти отрезано от большой земли. От основной трассы туда ведет одна долгая и разбитая дорога, куда не каждый проедет. Нам рассказал один мужик, как он туда доехал однажды на своем Зиле. К нему подошел старик с палкой и со всей дури ох***л ею о лобовое стекло. Уезжай отсюда, сказал старец, вижу — не копыловский ты... Историй о Копылове — целый сундук, я помню лишь несколько. Говорят, еще в 80-е если мужики замечали катера ГИМСа или как они тогда назывались — палили по ним из своих дробовиков. Клуб у них стоит на высоком угоре. На клубе надпись — Добро Пожаловать — на красном полотнище. Говорят: если зайдет не копыловский, его берут за-руки-за-ноги и сбрасывают с угора. Если не убился насмерть, можешь второй раз зайти в клуб и представиться. Тогда уже другой разговор — можешь рискнуть чего-нибудь станцевать... но шансов все равно маловато... Говорят еще в советскую пору товары к ним возили не прямо в село, а переезжали на другой берег, чтобы меньше народу скапливалось. Потому что всегда приезд передвижного магазина заканчивался массовой дракой на полдня... А однажды провожали они в армию своих, бухали в вагончике три дня, решили — повезем их всех в военкомат, прицепив вагончик трактором, поскольку перепились уже новобранцы, так что прицепили и повезли, приезжают на призывной пункт в Нюксеницу, а вагончика-то и нет, отцепился по дороге, в снегу или в грязи где-то завяз. Искали его искали, нашли — а пацаны там проснулись и по-новой бухают, мы что уже в армии? - говорят... Богатыри! Говорят: земледелием почти не занимались никогда, били зверя и брали рыбу, охотники! Церкви в селе никогда не было, говорят, ни при царе, ни при коммунистах, ни при сионофашистах... так что народ там настоящий языческий...

После Копылова и почти до самого Великого Устюга населенные пункты кончаются, если не считать леспромхозного села Полдарса, мы зашли туда в магазин, поднявшись от воды по высоченной лестнице — село достаточно благообразное, видно, работа есть у людей, чисто... А дальше — сплошное язычество. Самая живописная вологодская пустыня, орошаемая горной рекой Сухона. Говорят, индусы, которых сюда привезли, проплывая мимо этих увалов, молиться стали прямо на пароходе, поскольку в эпосе ихнем все эти места прописаны, и увалы эти розовые с выходом древних пород, которые раскрашивает закат, и все остальное... Мне Васькин Ключ запомнился, чистый он, ледяной, ударил мне в самое темячко, по Вологодским понятиям, Васька это Черт, вот значит я тоже черт, не выжить иначе тут никак, богов всех светлых разогнали, хорошо хоть язычники копыловские остались, хоть какая надежда есть... Недалеко от Опок — туристической жемчужины края, где дух захватывает от величия природы - коммунисты при Сталине строили-строили какую-то дамбу, целый лагерь нагнали, построили — и в тот же год 1948 всю эту дамбу льдами разбило, так ей и надо... Река тут бурлит-кипит и становится почти горной, вот по весне-то тут движуха, льды все сносят на пути, скрежет стоит, лязг, визг и писк... Льды шипят, свистят и стонут, какие только звуки не издают. Пронеслись мы по реке как на саночках, все ликуют, кроме капитана, которому переть махину свою обратно — возьмет ли мотор это течение?

Ладно, пришвартовались, взобрались мы к фонтану, и дали обычных туристов, тушенку с кашей сварили, костерок, с фонтаном подружились, а мы с Саней спать пошли в заброшенный дом с видом на увалы из пустого окна. Наутро матросы наши пойдут дальше на Белое море, дети и девушки — обратно в Красавино, а мы — в Бобровское на ладье с мотором... Надо признать: есть перспектива у этого места, можно тут развернуть шикарный туризм... Но сами места почти не населенные...

Засыпая рядом с порушенной печкой, я думал: в конце концов сознание уже не вмещает все эти поваленные балки, прохудившиеся крыши, прелый запах разрухи, эти перекошенные бревна, ты вроде спишь, а они разрастаются и множатся в больном мозгу путешественника, повидавшего многие десятки деревень. Многомиллионный крестьянский народ, выкорчеванный Сталиным и все еще не добитый Путиным, оставил после себя живописные картины... И чем кряжистее были деды, рубившие себе жилье не на век и не на два, чем ладнее их избы, тем горше укор, и тем беспросветнее картина сегодняшнего цифрового оптимизма. Засыпая я думал: сознание начинает скучать по двум факторам: по телевизору и по сгущенке. Дайте хоть краем глаза взглянуть на Путина, который говорит твердым голосом: "мы уже начали серьезно заниматься этой проблемой"... и можно еще немного сгущенки... одну ложечку...

Обратно мы дошли втроем до Бобровской с Саней и Антоном. Самый трудный участок пути был пройден. Четырехсильный мотор легко протащил против сильного течения 10-метровую ладью с тремя пассажирами и грузом. Вот тут я почуял силу воды! Это была уже не прогулка, а борьба с рекой, поединок с ее течениями, закрутами, завертями, всхлипами, взбульками, топляками. Но ладью создал викингский гений и у нее нет лишнего сопротивления воде, она почти не создает волны, а скорее летит по водам. Мотор тоже не подвел. В Бобровское пришли заполночь, переночевали, ребята поехали в Питер, а я погнал ладью дальше в Брусенец, где вытащил ее на угор, привязав веревкой за березу, познакомился с соседями и местными ребятами, купил дом, чтобы его починить, это уже другая история, дом починен, а ладья продолжает ждать попутного ветра. Случай был: не смог я налегке один преодолеть один из порогов и меня развернуло и отшвырнуло к берегу, где-то за 20 км до Нюксеницы. Я вылез из ладьи, придерживая ее рукой, вода налилась в сапог, я что-то замешкался и вдруг вижу: ладья стремительно как живая уносится от меня, почти улетает... я кинулся на ней как зверь и успел вцепиться в борт по пояс в воде, и поплыл вместе с ней обратно, карабкаясь на борт... плыл еще несколько минут в обратном направлении и думал: одно мгновение отделяло меня от того, чтобы оказаться на реке одному без денег, еды, паспорта и тд, мокрому, в 20 км от Нюксеницы, а ладью несло бы и несло до самого Устюга со всем барахлом... А в остальном, прекрасная маркиза, все прошло на редкость славно.

Закончить я хочу не этой фигней, а цитатой из британского почвенника G.T.Wrench, автора многих книг по сельскому хозяйству, которого мало кто знает: "Действительно, можно с уверенностью утверждать, что призыв к восстановлению или укреплению крестьянского хозяйствования никогда не будет вне времени. Крестьянство, будучи партнером самой земли, может быть восстановлено как часть проекта сохранения почвы. Оно может быть усилено как часть той реально консервативной сущности человечества, его почвы, которая является органической основой того, на чем зиждется любая сложная структура. Если эта органическая основа не является здоровой, если плодородие почвы не позволяет семейству крестьянина наслаждаться простым процветанием, никакая суперструктура, созданная из этих условий, не может быть здоровой. Поэтому получается так, что городская цивилизация, которая игнорирует сельскохозяйственные ценности, не может сама по себе быть здоровой и осмысленной. Ни одна из реформ, которыми ее институты улучшают себя, находясь в пределах себя, не может быть чем-то большим, чем реорганизацией. Они не могут быть фундаментальными реформами. Они могут закончиться лишь фрагментарным, а вовсе не радикальным усовершенствованием. Они могут занимать трон власти только до тех пор, пока их не свергнет следующая партия реформ. Несмотря на последовательность своих реформ, деградация городской цивилизации идет своим непоправимым ходом. Ничто, исходящее из ее пределов, не может изменить этот курс. Ни одно действие человека не может помочь ни одной реформе, если оно не проистекает от органической основы индивидуума как человека и социального существа. Человек - метаморфоза вечно обновляющейся силы почвы. Его благосостояние базируется на ее благосостоянии. Это - неувядаемый факт, на котором все еще базируются культуры и цивилизации человека, пока длится на земле его жизнь." Дж.Т.Вренч, «Восстановление Крестьянского Хозяйствования», 1938
4-5 марта 2012

Проголосовать!